25 октября 1899 года. Порт Дурбан
Раскалённый шар усталого солнца, медленно погружаясь в прохладу Индийского океана, залил небо бухты Дурбана алыми сполохами. В отсветах багряного диска тонущего светила корабли, стоящие в гавани, напоминая своими силуэтами детскую аппликацию, приобрели неестественно чёткие очертания.
— Ну что, Викентий Павлович, завтра, как груз сдадим, вы с облегчением вздохнёте и меня сирого за курение, где ни попадя, гонять прекратите? – озорно улыбнулся Арсенин, с невольным почтением поглядывая на громаду английского броненосца, стоящего справа по траверзу от «Одиссея». — Повод такой, что впору праздник устраивать: мы избавимся от динамита, а вы — от головной боли.
— Матка Бозка Ченстоховска! Это кто из нас двоих сирый–то? – в тон капитану усмехнулся Политковский. — Сколь вы, Всеслав Романович, ни прибедняйтесь, но на сиротинушку ни капли не походите. Это у вас нервы, как канат манильский, или вовсе их нет, тогда как мне, с тех пор как мы Одессу покинули, если и доводилось спать, то только вполглаза…
— Вполглаза, говорите? – в полный голос рассмеялся Арсенин. — А кого, на следующий день, как мы экватор прошли, Силантьев только с помощью вестового добудиться смог? Уж не вас ли?
— Не отпираюсь, был грешок, — чуть сконфуженно хмыкнул старпом, отводя глаза. — Однако тогдашний крепкий сон отнюдь не моя заслуга, а коньяка, коим нас Кочетков на праздничном ужине потчевал. Я его того–с, перебрал чуток… Но ваша правда, не станет на пароходе динамита – вздохну с облегчением. Видит Езус, йотец наш небесный, как от груза избавимся, делегирую свои полномочия Силантьеву и так напьюсь, чтобы Ховрин, на меня глядючи, от зависти крякнул.
— Благословляю, сыне, на подвиг сей, — состроив донельзя вдохновленную гримасу, торжественно взмахнул руками Арсенин. — Но только завтра. И груз еще при нас, и до причала мы пока не добрались. Сегодня время уже позднее, так что портовые власти к нам только поутру в гости нагрянут, лишь бы не с самого ранья. Не дай Бог решат, болезные: кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…
Слова капитана оказались пророческими. То ли по причине раннего начала рабочего дня и служебного рвения, то ли в силу природного любопытства и желания поскорее получить мзду, таможенный паровой катер причалил к борту «Одиссея» если не с первыми лучами солнца, то немногим позже.
Выйдя к трапу, Арсенин коротко поприветствовал высокого сухопарого мужчину в легком летнем костюме и пробковом шлеме, сползавшем на нос всякий раз, когда мужчина оглядывался на двух дюжих подручных в форме колониальной морской полиции.
Заполучив увесистую стопку коносаментов, таможенник, посмотрел на капитана как сахиб на гуляма, и несколько высокомерным тоном потребовал себе стул. Возмущенный таким поведением таможенника, капитан просьбу проигнорировал. Не получив требуемого, чиновник еще раз взглянул на Арсенина, но уже злобно, и усевшись на кнехт, принялся за чтение.
Спустя полчаса он поднял на капитана глаза блеклые то ли от похмелья, то ли от недосыпа:
— Согласно документации вы доставили в порт Дурбан три тысячи фунтов динамита, а получателем груза является фирма «Свенсон, Свенсон и компания»?
— Не вижу смысла опровергать бесспорное, – пожал плечами Арсенин. — Дело обстоит именно так, как об этом в коносаментах сказано.
— Тогда таким же бесспорным фактом является тот, — злорадно ухмыльнулся таможенник, — что ваш груз, мистер, входит в список запрещенных к ввозу товаров! И я со всей ответственностью заявляю, что с этой минуты на груз и судно накладывается арест!
— Извольте объясниться сударь, — моментально подобрался Арсенин, — с какой это радости вы накладываете арест на судно? И с какого это времени строительный груз вошел в запрещенный список?
— Да будет вам известно, — назидательным тоном произнес таможенник, — что уже более двух недель между Британской империей и республиками буров идет война. Фирма, в чей адрес вы доставили груз, являлась прямым пособником наших врагов, и нынче все её сотрудники находятся под стражей. А коли вы привезли военный груз, то я, согласно установленным параграфам, накладываю на него арест.
— Не так быстро, — со злостью фыркнул Арсенин. — Мне нет дела до вашей возни с бурами. Будь груз на берегу, вы имели бы право его арестовать. Но покамест он находится на борту моего судна и на берег мы не выгрузили ни унции, такого права у вас нет. Да и арест на пароход наложить вы можете только в присутствии российского консула, только я его здесь не наблюдаю. Коли случился такой афронт, я выйду из порта и верну груз хозяину фрахта.
— Не так быстро, — язвительно передразнил Арсенина таможенник. — Вы на территории таможенного контроля, и никто не даст вам права на выход. Если же вы посмеете самовольно покинуть порт, то мы имеем право остановить вас с помощью военной силы, и я сомневаюсь, что орудия береговых батарей дадут вам пройти хотя бы полмили. А если такое чудо все же случится, то «Громовержец», — англичанин ткнул пальцем в направлении броненосца, стоящего поперек рейда, — в два счета отправит вас на дно. А посему не берите грех на душу и подчинитесь закону!
— Но мы–то представители нейтральной стороны! – не собираясь сдаваться, гневно воскликнул Арсенин. — Когда мы брали фрахт, ни о какой войне и речи не было и груз позиционировался, как мирный, предназначавшийся для строительства железной дороги!
— Охотно верю, — пренебрежительно хмыкнув, развел руками таможенник, — что вы не собирались нарушать закон. Но ваших слов мало. Здесь требуется полноценное расследование, кое за один день не проведешь. На время разбирательства вам и вашей команде будет предоставлено жилье на территории города, но судно будет находиться под таможенным контролем в акватории порта и на нём будет выставлен вооруженный караул.