Генерал Сорви–Голова. «Попаданец» против Британско - Страница 70

Потягивая утренний кофе, старпом заметил как боцман Кузьмич, рискуя вывалиться за борт, вцепился руками в леер и рассматривает что–то на пирсе. Подойдя к ограждению мостика, он и сам чуть не выронил чашку: по пирсу в сторону «Одиссея» маршировала группа матросов, возвращающихся из увольнения. Шли они строем, хотя и не в ногу, а первым, размахивая клетчатой тряпкой ядовитой расцветки, надетой на швабру, вышагивал Петро Ракитин.

Десятком минут позже, Лев, на пару с Корено и Ракитиным вытянулся перед Ховриным, подозрительно рассматривающим их синяки и ссадины:

— Эта што вы за тряпку притащили? — почти довольным тоном проворчал боцман, радуясь, что у него нет причин для наказания матросов.

— Это не тряпка, Артемий Кузьмич, — самодовольно хмыкнул Николай. — Это трофей, почти что флаг. Мы под этим штандартом такую викторию одержали, шо просто ой!

— Молодцы, коли так, — усмехнулся Ховрин. — Ладно, знаменосцы, валите в кубрик, отоспитесь и по вахтам. Коль отдохнули на славу, так теперь и потрудитесь так же, шоб морская слава не хужей сухопутной была.

Утром следующего дня «Одиссей», не надеясь на изменчивый ветер, развел пары и под руководством лоцмана, направился в суточный поход по Суэцкому каналу.

Все офицеры экипажа, включая Кочеткова, прощаясь с краткосрочной стоянкой, собрались на мостике.

— Есть ли еще место на свете, где океанские корабли и верблюды идут каждый своим путем в десятке саженей друг от друга? – подозрительно поглядывая на идущий следом за ними английский пароход, сказал вдруг Силантьев.

— Вряд ли. Этот канал будто борозда, что Азию от Африки отделяет, — заметил второй штурман Никитин. — А пароход наш будто лемех по этой борозде движется.

— Р–романтики… — ухмыльнулся капитан. – Канала, прежде всего, выгоднейшее коммерческое предприятие. Один тариф — по девять с половиной франков за тонну груза. Мы–то еще по–божески, примерно в тысячу фунтов уложились, а иные суда по десяти тысяч американских долларов платят.

— Э–эх! — тяжко вздохнул доктор Карпухин, разглядывая заставленный лодками берег. – Мы здесь почти двое суток простояли, а какой–никакой гарем повидать так и не сподобились…

— Вот по данному поводу, Петр Семенович, тужить абсолютно не стоит, — дружелюбно улыбнулся Кочетков. — Потому как в наше время гаремы восточные больше по ведомству восточных же сказок проходят, да и вообще, они к данной местности большого отношения не имеют…

— А вы, Владимир Станиславович, по данному поводу экскурс и проведите, — хитро прищурился Политковский. — Уверен, что эта тема интересна не только мне…

— Как вам будет угодно, Викентий Павлович, как вам будет угодно, — отвесил короткий поклон Кочетков. — Сразу же поясню, что гаремы на Востоке возникли вовсе не от какой–то особой распущенности нравов или же от исключительного сладострастия местных жителей. Поскольку Восток всегда воевал больше и отчаяннее, чем Европа, магометанская практика многобрачия возникла как следствие диспропорции между мужчинами и женщинами. Чтобы наверстать людские потери в войнах, женщины должны были рожать как можно чаще. Мы, европейцы, воображаем, что гарем — нечто экзотическое и густо замешанное на похоти и тайных желаниях, в то время, как гарем прежде всего — просто мусульманская семья. Мы считаем, что гарем — сад наслаждений, а на самом же деле это скучное и весьма целомудренное место, где более от монастыря и писчей конторы, чем от марокканского вертепа. Мы проливаем слезы над участью девушек, попавших в сераль, а для многих это счастье и цель жизни. Мы стыдливо прикрываем глаза, воображая, какой утонченный разврат творится в гаремных покоях, а на самом деле многие султанские наложницы годами пребывают там и сохраняют невинность. И, наконец, хочу вас заверить, что ныне гарем явление крайне редкое, и позволить его содержать может, дай Бог, разве что один турок либо араб из тысячи. Так что местные жители о гаремах позабыли, и, подобно христианам, обходятся единственной благоверной.

— Не пойму я вас, Владимир Станиславович, — с улыбкой, но несколько настороженно заметил Политковский по окончании короткой лекции. — Турки нам вроде бы и не друзья вовсе, а вы про них этак сострадательно рассказываете…

— Все просто, Викентий Павлович, — понимание идет рука об руку со знанием. А чужеземца, паче того — противника, надобно именно понимать. Вот и весь секрет моего к Востоку отношения.

— Тогда у меня и более сложный вопрос имеется, — безмятежно улыбнулся старпом. — А есть ли на свете какой–нибудь предмет, о котором вы понятия не имеете?

— Есть Викентий Павлович, как ни быть! — рассмеялся Кочетков. — Мне о сих пор неведомо, какая сволочь назвала рыбу стерлядью, соединив при этом два ругательных слова.

Медленно–медленно двигался «Одиссей» по Суэцкому каналу в длинной веренице судов, направлявшихся из Средиземного моря в Индийский океан.

Берега, слишком высокие, чтобы увидеть хоть что–то, кроме кромки воды, в некоторых местах становились ниже, открывая обзор до самого горизонта – причем, справа по ходу движения виднелись пальмовые рощи, а слева, со стороны Аравийского полуострова, только пески, казавшиеся когда белыми, а когда — медно–красными.

Далее контраст становился еще более разительным — азиатская сторона канала оставалась все такой же пустынной — пески с рубцами редких караванов на них, а с африканской стороны появлялись озера, где в невероятном изобилии гнездились журавли, пеликаны и розовые фламинго.