Генерал Сорви–Голова. «Попаданец» против Британско - Страница 26

Закончив рассказ, Туташхиа очередной раз пыхнул трубочкой и замолчал. Когда трубка погасла, он, решая, стоит ли раскурить еще одну, посмотрел на кисет. Видимо, усталость взяла своё и, абрек, убрав курительные принадлежности, повернулся к хозяину дома:

— Самсон! Принеси еще одно одеяло, я рядом со Львом лягу. Завтра все нужное в дорогу соберем, как–никак, а до Батума полтораста верст, а послезавтра, помолясь, в путь отправимся. А может, в Тифлис вернемся да на поезд сядем, а, Лев?

— Не выйдет ничего из этой затеи, Дато батоно, — вздрогнул Троцкий, уже не первый раз обдумывавший проблему легализации. Что было обидней всего, ни одна из двух сущностей решения данного вопроса так и не придумала.

— У меня документов нет, — брякнул он первое, что пришло в голову и ту же осознал, что говорит правду: паспорта не было даже у хозяина тела, а про гостя и говорить нечего. К счастью, правдивый ответ оказался верным. Не успел Лев толком порадоваться своей находчивости, как тут же сам себя удивил неожиданным познаниям в вопросе всеобщей паспортизации, но все же сказал то, что само собой вертелось на языке: — Это у вас, горцев, паспортов не водится, а у тех, кто не горец, какой–никакой, а документ спрашивают.

— Не выйдет, так не выйдет, — флегматично пожал плечами Туташхиа, пряча маузер под валик подушки. — Значит, по горным тропам на конях пойдем. Свернем к северу, там возле железной дороги троп много. Думаю, дней через восемь–девять в Батуме будем.

Весь следующий день прошел в подготовке к походу. Утром, после обильного завтрака, Туташхиа отвел Троцкого в конюшню, где показал приведенных им лошадей и предложил выбрать, на какой из них Лев поедет сам, а какую они возьмут с собой, как вьючную.

— А может, бричку какую–нибудь в селе приобретем? — промямлил Троцкий после долгого раздумья. — А то я верхом–то и не ездил никогда, все больше пешком или там на телегах… А тут столько верст, да по горам, да на коняшке, боюсь, не выдюжу.

— Там где мы пойдем, бричка не проедет, — ответил Туташхиа, с жалостью поглядывая на Троцкого, мол, чего от городского–то ожидать. — Ты не переживай, мы не быстро поедем. Успеешь научиться.

После чего всучил Троцкому ведро и щетку, решив за оставшееся время преподать неумехе азы обращения с лошадью. Провозившись в конюшне почти до обеда, Лев пошел забрать у женщин свои вещи да попытаться подобрать более удобную для поездки по горам одежду.

Выяснилось, что в доме Гогечиладзе подходящей по размеру одежды для Троцкого нет, и он, надев свой щегольский некогда пиджак и брюки–дудочки, с тоскою представлял, в какие лохмотья превратится его костюм к концу путешествия.

Отобедав, Туташхиа вынес на задний двор привезенные им из дома Чантурия винтовки и револьверы, разложил их на куске полотна и, запасшись большой бутылью с маслом, приступил к чистке. Иногда горец прерывал работу и бросал задумчивые взгляды на развалившегося на веранде Троцкого. Приведя в порядок пару стволов, абрек жестом подозвал к себе Льва. Усадив товарища напротив себя, Дато тяжко вздохнул и начал объяснять устройство оружия и правила обращения с ним. К вечеру Троцкий уже мог самостоятельно разобрать–собрать затвор винтовки и достаточно быстро снаряжал каморы револьверного барабана патронами. Туташхиа даже хотел немного потренировать его в стрельбе, но, решив, что выстрелы могут привлечь лишнее и ненужное внимание, до поры от этой затеи отказался.

Ужинать сели затемно. Неторопливо поглощая пищу, Троцкий и Туташхиа молчали, погруженные каждый в свои мысли, Самсон пытался было завести разговор, но увидев, что на его болтовню никто внимания не обращает, тоже замолк. Трапеза уже подходила к концу, когда Троцкий встрепенулся от пришедшей ему в голову мысли:

— Слушай, Дато батоно, вот мы с собой целый арсенал берем: винтовок пару, маузер твой, револьверы всякие. А как мы с такой грудой оружия по Батуму ходить будем? Нас ведь первый же встречный городовой остановит да в участок сведет. Лошадей, опять же, куда–то пристроить нужно будет… Да и нам с тобой, прежде чем на пароход садится, нужно будет цивильное платье купить.

— А одежду менять зачем? У меня чоха новенькая, а дыру от пули женщины Самсона заштопали так, что даже не видно. Да и у тебя одежка еще хорошая.

— Так мы пока по горам да по долам ехать будем, поистреплемся все, уж я так точно. А когда приплывем в Одессу, так сразу же слух по городу пойдет, что приехал какой–то грузин с ножом в пол–аршина на поясе. Вдруг до твоего кровника слух такой дойдет, он сразу же поопасется и спрячется.

Туташхиа немного помолчал, обдумывая слова Троцкого, после чего повернулся к Гогечиладзе:

— Самсон! У тебя возле Батума знакомый кто живет ли?

— А как же, Дато батоно! — затараторил хозяин, обрадованный возможности прервать тягостное для него молчание. — Как ни быть! Ест, канечна, ест! Ти как к Батуму падъизжать будишь, тибе обязателно деревенька попадетса, Орта–Батум называетса. Там найди Сандро Ниношвили. У него все свое добро оставит можна, да за и лошадками он приглядыт.

— Что за человек? Надёжный или так же как ты, языком трепать любит? — Туташхиа раскурил трубку и, выпустив струю дыма, задумчиво посмотрел на хозяина.

— Обижаешь, Дато батоно! — Самсон огорченно всплеснул руками. — Разве я когда кому чего лишнее рассказал, э?! Толко о том, что ты сам сказать разрешишь. А Сандро — чилавек надёжный, да и молчун известный. Ти ему на бедност его подкинь рублевик–другой, а лучше пятерочку, а как тибе оружье и кони понадобятса, ты их у Сандро заберешь.