Генерал Сорви–Голова. «Попаданец» против Британско - Страница 23

Спустя несколько часов после этого разговора Троцкий, стоя на перевале, смотрел на раскинувшееся поперек маленькой долины село и тщетно пытался понять, как же он воспринимает увиденное – как привычный пейзаж или как экзотическую картинку. С одной стороны вроде бы привычная убогость: единственная прямая улица, разветвляющаяся на лабиринт бесконечных переулков, серые от пыли стены одноэтажных деревянных домов, чередующихся с такими же одноэтажными домиками, но сложенными из грубых булыжников. Над заборами, а точнее, завалами из скрепленных раствором булыжников, кое–где одиноко возвышаются стволы деревьев. Но как–будто чего–то не хватает. Из глубины подсознания всплыла удивленная мысль, вызванная тотальным отсутствием опор электропередач: «как же они здесь без света живут?», вызвавшая не менее удивленный ответ самому себе: «Какой без света–то, олух? Посмотри, солнце эвона где стоит!». Устав от непрекращающегося внутреннего противостояния, Лев с силой потер виски и пошел вниз, туда, где примерно в десяти аршинах от дорожного указателя, рядом со въездом в деревню, прилепился к обочине деревянный сруб духана.

Пройдя половину пути до духана, Троцкий, словно опасаясь, что Туташхиа, с которым он давно уже расстался, все еще оценивающе смотрит ему в спину, нервно оглянулся. Убедившись, что того рядом нет, он поспешно переобулся в штиблеты, спрятал ичиги в узелок, горестно вздохнул и неспешно направился к харчевне. В конце концов, местный трактирщик если и не знает ответов на все мучающие Льва вопросы, то хотя бы дорогу к таинственному Самсону подскажет.

Внутри духан представлял собой довольно большую комнату с четырьмя столами вдоль стен и маленькой стойкой духанщика в левом углу. Две двери в одном конце зала вели куда–то вглубь помещения. Дверей как таковых, собственно не имелось — одни проемы. В другом конце виднелся вход в круглую комнату, из которой ароматно пахнуло чем–то вкусным, и две, выложенные коврами, видимо, хозяйские, комнаты.

Едва Троцкий переступил порог, как духанщик, пожилой мужчина с повязанной красным платком головой, вышел из–за стойки, подошел совсем близко к нему и с легким поклоном произнес:

— Сагамо мшвидобиса*! (добрый вечер) Добро пожаловать, уважаемый. Чего изволите: кушать, пить, ночевать или все сразу? Только скажите — сразу же угощение готовить станем.

— Я бы, пожалуй, попил бы чего–нибудь холодного, — утирая пот, выдохнул Троцкий. – Жарко тут у вас. Вечер уже, а солнце все печет и печет.

— Не извольте беспокоиться, уважаемый господин, есть белые вина: Кахетинское, Картлинское, Имертинское, Рачинское. Какое подать прикажете?

— А русского кваса нет? — спросил Троцкий, подозревая, что, при всем богатстве наименований, выбирать, в конечном итоге, придется между красным и белым вином, чуть поморщился. Вина после вчерашнего не хотелось совсем. Вновь некстати прорезалось удивление, какое, мол, вчерашнее, если он последнюю неделю ничего крепче чая не пил, но тут же пропало.

— Нет, уважаемый, не держим такого, — развел руками духанщик. — Не берет его никто. Вино — берут, квас — не хотят. А разрешите спросить, на каком дилижансе вы приехали? Я почему–то не слышал, чтобы карета останавливалась…

— Пешком пришел, — опасаясь вдаваться в подробности, решительно отрезал Троцкий и, меняя тему разговора, протянул духанщику свою единственную ассигнацию. — Вы, любезнейший, мне Кахетинского пока налейте и подскажите, где Самсон Гогечиладзе живет?

— Боюсь, я не смогу дать вам сдачу, уважаемый, — угрюмо пробормотал духанщик, с тоскою поглядывающий, как Троцкий убирает в карман его несостоявшуюся прибыль. Мгновением позже, что–то обдумав, он достал из–под стойки глиняный кувшин, налил в высокий резной бокал вино и, улыбаясь, протянул его Троцкому:

— Вы пейте вино, господин, а как выпьете, мой сынок — Дзоба, вас до дома Самсона отведет, а по дороге вы ассигнацию в лавке Анзора разменять сможете. И вам хорошо будет и мне.

Спустя полчаса Троцкий, сопровождаемый сыном духанщика, подошел к одному из деревянных домов, расположившихся на окраине села.

— Дядя Самсон! К вам гость пришел! — изо всех сил проорал мальчонка, перегибаясь через ограду из булыжников. Учитывая, что на звук голоса из–за дома серой тенью выскользнул громадный пес, совсем нелишняя предосторожность. Дождавшись, когда на крытой веранде скрипнет дверь, юный проводник убежал.

Из недр дома на крыльцо, придерживая одной рукой круглую войлочную шапку, выкатился невысокий круглый человечек средних лет, одетый в старый, но добротный кафтан. Оглядевшись по сторонам, человек выдохнул столб дыма из короткой вересковой трубки и вопросительно посмотрел на Троцкого.

— Мне нужен Самсон Гогечиладзе! — опасливо косясь на собаку, крикнул Троцкий.

— Самсон Гогечиладзе – это я, — буркнул мужчина, спускаясь с крыльца. – Чиво хател, э? Я тэбя нэ знаю.

Не желая надрывать горло и, в тоже время не испытывая желания самовольно заходить за ограду, Троцкий вынул из кармана монетку, полученную от Туташхиа. Зажав ее между указательным и большим пальцами, показал хозяину дома.

Близоруко прищурившись, мужчина подошел к ограде, внимательно рассмотрел монету, перевел взгляд на Троцкого и произнес ворчливым тоном:

— Знак у тэбя ест — значыт ти свой, но я тэбя нэ знаю и раньше нэ видэл. Чего надо, скажи?

— Меня Львом зовут, — внутренне ожидая, что, несмотря на условный знак, хозяин вытурит его взашей, натянуто улыбнулся Троцкий. — Меня Дато Туташхиа прислал, сказал, что я могу у вас денек–другой пожить.